"Районка", №3 2004                                                                      

Профессия- телерепортер

  Тележурналистику справедливо называют королевой масс-медиа. Она зрелищна, красочна, увлекательна, динамична. Ее высочество требует от своих подданных беззаветной преданности и полного самоотречения, граничащего с фанатизмом. У тех, кто присягнул ей на верность, не остается времени и сил ни на что другое, кроме служения «голубому экрану». Перед зрителем королева неизменно предстает «в парадном наряде», демонстрируя свою итоговую часть, конечный результат. Но, чтоб лицезреть оный, ее солдаты сутками не снимают «полевую форму», за что и награждаются известностью, популярностью, славой...

Одним из таких «бойцов видимого фронта» и является наш соотечественник Юрий Решето. Да-да, тот самый, которого вы видите ежесубботне на своих телеэкранах по каналу WDR в популярной молодежной передаче COSMO TV.  Именно он занимается сиюминутной летописью эпохи на канале Deutsche Welle в роли новостийного редактора и репортера отдела международной политики. Тот самый Юрий Решето, оказавшийся единственным немецким телерепортером на территории Афганистана во время военных действий в ноябре 2001 года.

Живет Юрий в Берлине.  На съемки своей передачи еженедельно летает в Кельн. Мотается с камерой по всей стране, часто бывает в загранкомандировках. В общем, себе не пренадлежит. Тележурналистика забрала его полностью. И он этому несказанно рад.

-Скажи, Юра, как тебя занесло на телевидение, да еще и немецкое?

-Начнем с первой половины вопроса. Обучаясь в Нижегородском институте иностранных языков на переводческом факультете, я прошел кастинг на ведущего молодежной музыкальной передачи «Шанс», проводимый нижегородским областным телевидением и на протяжении трех лет вел эту передачу. С тех пор неизлечимо заболел телевидением.  А, когда я был уже на четвертом курсе, у меня появилась возможность продолжить образование в Германии, попрактиковаться в «живом» немецком. И я с небольшой спортивной сумкой приехал на пару месяцев в Бохумский университет на факультет «Германистика, славистика, публицистика». Отстажировался, собрался восвояси и вдруг получил от руководства университета предложение закончить образование здесь. Так я остался в Германии. Кроме трех российских курсов, я  проучился своей специальности еще 6 лет, стал Магистром германистики и публицистики и...

-... немецкое телевидение открыло тебе свои объятья?

-Ну что ты, до этого было еще очень далеко. Сначала я закончил несколько практик в немецких газетах, затем, как и ты, сотрудничал с берлинским радио SENDER FREIES BERLIN и радио WDR в Кельне. Чуть позже прошел практику на телевизионном канале NTV в качестве новостийного репортера. В конце концов, меня приняли на волонтариат (высшие редакторские курсы) на Deutsche Welle. Через полтора года обучения я стал редактором  ARD.

-А как ты оказался в Афганистане?

-Да как можно оказаться в горячей точке во время военных действий? По приказу руководства Deutsche Welle, разумеется. К моменту, когда войска НАТО стали бомбить талибов, все немецкие репортеры, находившиеся в Афганистане, уже были дома. Меня вызвали на ковер и сказали: «Ты- молодой, перспективный. Семьи у тебя нет. К тому же, говоришь по-русски. Там русский почти все понимают. Вот и поезжай». Я и поехал. Только когда прибыл на место, понял, куда попал. Но уже, как говорится, было поздняк метаться. Надо было работать.

-Понимаю, что воспоминания эти не из самых приятных, и все-таки, что пришлось пережить?

-Да разное. Когда в паре километров от меня разорвалась бомба, мало мне не показалось. Я поездку эту представлял себе в более розовом цвете. Ведь, когда оформлялась командировка, военная ситуация в Афганистане еще не была столь напряженной. Она обострилась, когда я уже был в пути, в горах Таджикистана. Мой главный редактор сказал мне тогда по спутниковой связи: «Обстановка накалилась до предела. Можешь возвращаться назад. Нам трупы не нужны». Но, ты сама понимаешь: молодость, романтическая беспечность и Афган уже вот он- рукой подать! Так я оказался в маленьком афганском городишке Талокан. О гостинице не успел даже помечтать. Как и все другие иностранные репортеры, спал на полу в спальном мешке, в доме без окон и дверей, в котором снимал угол за 20 долларов за ночь. Мне выдали командировочные: 12 тысяч долларов наличными, которые висели у меня на груди в кожаном мешочке. На них я 10 дней жил, питался, расплачивался за переезды и услуги переводчиков.

-Не боялся? Ведь за такие деньги в Афгане могли бы и к праоцам отправить.

-Конечно, боялся. Там и за 100 долларов горло перерезают, что и сделали с двумя моими коллегами с финского телевидения на следующий день после моего отъезда из Талокана. Мы все там были живыми мишенями. Я старался быстро ходить, практически перебежками. Ночью- только с фонариком. Да и днем было небезопасно. Всех приезжих местное население принимает за американцев, обзывает их: «Харю-харю!». Могут подбежать и плюнуть. Или бросить камнем. А могут и полоснуть из автомата.

Во время одного из прямых включений корреспондент Би-Би-Си залез на крышу сарая, чтоб за его спиной лучше  просматривались горы и совершенно лунный ландшафт, и тут какой-то сумасшедший афганец стал рядом строчить из Калашникова. Английский репортер мгновенно слетел с крыши вместе с камерой, прямо мне под ноги. Я в это время уже был в кадре, до прямого включения оставалась минута. Наши в студии услышали автоматные очереди, кричат мне: «Если вы в опасности, немедленно прекращаем прямой эфир!». Но псих, «наигравшись в войну», уже смылся, английский  коллега страдал над разбитой камерой, а я приступил к репортажу.

-Можно сказать, отделался легким испугом...

-Именно так. Мой ближайший коллега Армин Штаут, находившийся в это время в другом конце Афганистана, в Мозаришарифе, во время прямого эфира попал к талибам в заложники. Если б через пару часов войска НАТО не освободили его вместе с другими захваченными журналистами, трудно предположить, как бы сложилась его судьба. Талибы были настроены очень агрессивно.

-Я так понимаю, что после триумфального возвращения в Германию перед тобой открылись все двери...

-Верно. Так получилось, что на то время я оказался единственным немецким корреспондентом в Афганистане, и мне пришлось сделать более 60 прямых включений не только на Deutsche Welle, но и на первый немецкий канал ARD, который предложил мне сообщать обстановку в новостийных программах Tagesthemen, Tagesschauen, Morgenmagasin, Mittagsmagasin. И я, еще не вернувшись домой, уже получил по спутниковой связи несколько предложений о сотрудничестве с различными телеканалами. Я выбрал WDR, где сейчас и работаю ведущим внешнеполитической редакции.

-Афганистан был последней твоей «горячей точкой»?

-Почти. Когда началась война в Ираке, руководство канала снова обратило свои взоры ко мне, и вместе с двумя другими моими коллегами направило меня в  Баварию, на военную базу Бундесвера, где нас учили бегать в костюмах противохимической защиты. К счастью, военные действия закончились раньше, чем мне удалось побывать в Ираке.

-Какими основными чертами, по твоему мнению, должен обладать телерепортер?

-Важнейшим качеством для любого репортера является смелость и детский интерес к жизни. Нужно уметь удивляться миру, всем интересоваться, во все лезть. Что касается  новостийного бизнеса, то в нем  важнее всего- скорость, а также способность переключаться, выбрасывать из головы все ненужное, дабы она не превратилась в свалку на чердаке. Суди сама: с утра я занимаюсь атомными заморочками Северной Кореи, в обед делаю сюжет об очередной речи Буша, посвященной Саддаму Хусейну, вечером выдаю репортаж из Израиля. За день через меня проходит такое количество информации, что если ее аккумулировать, недолго и свихнуться.

Что касается работы телеведущего, то здесь требуются совсем иные качества: артистичность, находчивость, умение общаться с гостями студии, знание психологии.

-Кто занимается твоим «сценическим» образом?

-Редакция. У нас имеются стилисты, костюмеры, художники-дизайнеры. Специалисты изучают мое лицо, тип фигуры, занимаются моей прической, определяют, что трехдневная щетина, например, мне не идет. Решают, в какой одежде я должен появляться в кадре.

-О последнем, пожалуйста, подробнее.

-В студию приходит костюмер и приносит, скажем,  25 рубашек, 7 брюк и две пары туфель. Всю эту кучу я примеряю в разной комбинаторности. Костюмер делает полароидные снимки. Затем мы вместе с ней изучаем фотографии и отбираем ансамбли, которые, с учетом имиджа канала, мне наиболее подходят. Наша передача ориентирована, в основном, на молодежь 20-35 лет. Поэтому выглядеть надо молодо и свежо, но не так эпатажно, как тинейджеры.

-А в жизни ты одеваешься так же, как и в студии?

-Был бы счастлив иметь возможность так одеваться. Носить эту одежду вне студии я не имею права. Это- наша рабочая «спецовка».Она жутко дорогая. В жизни я одеваюсь просто, функционально, спортивно: джинсы, адидасовская куртка,  кроссовки. Костюм у меня, конечно имеется, но надеваю я его крайне редко, только на приемы и светские рауты.

-Как-то Алла Пугачева сетовала в одном интервью, что телекамера щедро «добавляет» актеру несколько килограммов. Не страдаешь от подобного «спецэффекта»?

-Алла Борисовна права. На экране я выгляжу куда выше и крупнее, чем в жизни. А, если еще учесть, что в быту я ношу очки, то, в отличие от примадонны, узнают меня на улице не так уж и часто.

-Значит, поклонницы не достают?

-Увы... (смееется). Чтоб отбиваться от поклонниц, надо быть Гюнтером Яухом или ведущим MTV. Паломничества у моего подъезда зрители не устраивают. Но письма мне, конечно, шлют, просят автограф, делают комплименты, выражают благодарность. Это придает мне уверенность в том, что мою передачу смотрят и она нужна.

-Всегда ли поддается твоему прогнозированию реакция зрителей, ведь COSMO TV идет в прямом эфире?

-Не всегда. Порой, случаются и казусы. Как-то я рассказывал в передаче о съемках одной немецкой киностудией фильма о второй мировой войне. Роль полуразрушенного военного Берлина в фильме исполнял нынешний Петербург, богатый на облезлые дворы и закоулки. Соответственно, мальчиков из гитлер-югенд играли питерские ребятишки. И в комментарии я сказал, что в детстве мы с мальчишками часто играли в «русских и фрицев», но так убедительно сыграть юных фашистов моим ровесникам  вряд ли бы удалось. Не прошло и пары дней, как на студию поступило гневное письмо от пожилого человека, видимо, участника тех далеких событий: «Почему вы позволили  этому молодому русскому так похабить немцев? Это непозволительно и стыдно!».

Такую реакцию просчитать я просто не мог.

-По себе знаю, что когда включается телекамера, на несколько секунд в сознании происходит какой-то зажим, даже если текст знаешь наизусть. Я уже не говорю о прямом эфире, когда возможны любые непредвиденные ситуации... Ты волнуешься в таких случаях или для тебя это уже рутина?

-Конечно, волнуюсь. Практически всегда. Это на экране ты- один на один со зрителем, а на самом деле, как ты сама знаешь, вокруг тебя в студии вертится около 30 человек персонала, обслуживающего съемку и еще 17 человек сидят на режиссерском пульте. Это отвлекает. 80% ошибок наш брат допускает именно от волнения.

Были у меня и нестандартные ситуации, требующие мгновенной концентрации мыслительных процессов. Например, в Афганистане во время прямого включения, когда ведущий новостей ARD Tagesthemen Ульрих Виккарт неожиданно для меня сказал: «К нам только что поступило сообщение CNN о том, что талибы сдались. Вы можете это подтвердить?» У меня был шок. Находясь в Афганистане, я слышу об окончании военных действий от человека, находящегося за тридевять земель от места событий. Признаться в прямом эфире, что это для меня новость, не могу. В доли секунды собираю мозги в кучу и произношу: «У вас там, в Германии, сейчас пол-одиннадцатого вечера, а у нас здесь только 5 утра, и все еще спят: и талибы, и войска НАТО. Кто и кому может сдаваться в такую рань? Слышите: у нас только первые петухи кукарекают?» И в эту секунду, действительно, проорал петух. Ульрих Виккерт заулыбался. Напряженность момента была снята. А талибы продержались еще 5 дней. CNN несколько поспешили со своей информацией.

-Кто для тебя является образцом телеведущего?

-Для меня это- собирательный образ. Мне бы хотелось быть таким обаятельным, как Маркус Ланц, спокойным и невозмутимым, как Ульрих Виккерт, таким близким к телезрителю, как Гюнтер Яух, который так умеет подмигнуть в камеру, что у зрителя  становится тепло на душе.

-Хорошо ли оплачивается в Германии работа телерепортера?

-Адекватно психическим и физическим затратам. Наша зарплата приравнивается к зарплате учителя. Правда, это не касается коллег, работающих на частных негосударственных каналах. У них зарплата гораздо выше.

-На каком языке ты думаешь?

-Когда общаюсь с немцами, на немецком. Если с русскими, то по-русски. У меня происходит мгновенное автоматическое переключение из одного языка в другой.

-Не так давно ты ездил в Эфиопию снимать документальный фильм. Какое впечатление на тебя произвела Африка?

-Противоречивое. С одной стороны, сплошная сказка: экзотическая природа, обезьяны, сидящие вдоль дорог. В деревушке, куда я попал, я был, как Миклухо-Маклай, единственным белым человеком и впервые ощутил на себе то, что чувствуют чернокожие среди белых людей. На меня все смотрели, как на что-то диковинное, подходили и трогали за одежду, очки, волосы. В Эфиопии я увидел дома, очень похожие на советские, и синие советские «Жигули», на которых ездят местные таксисты. Там многие понимают русский язык.

С другой стороны, Эфиопия-страна жутчайшей нищеты, какой мне не приходилось видеть даже в Афганистане. Дети со вздувшимися от голода животами и мухами на лице- это не средневековье, а сегодняшняя африканская реальность

-Что в творческих планах, коллега?

-Мечтаю снять получасовой документальный фильм о русском снеге. О родном Новосибирске, где я родился и вырос. Хочу показать немецкому зрителю, как в Сибири отмечают новогодние праздники. Как елку наряжают, водят хороводы, строят снежные городки. Как приходят Дед Мороз и Снегурочка. Как горят на морозе щеки и уши, а изо рта идет пар...

-А что в программе- максимум?

-Работа спецкором канала ARD в городе-герое Москва.

-Считаешь ли ты себя счастливым человеком?

-Безусловно. Я абсолютно счастлив, ибо имею возможность заниматься тем, что мне безумно интересно. Ведь счастье, в основном, -это не удовольствие, это- победа.