«Радуга», № 2, 2005

Последняя гастроль

Представлять читателю любимца публики, художественного руководителя Театра эстрады, лауреата Государственной премии России, кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством», народного артиста России Геннадия Хазанова нет необходимости. Он относится к тем «звездам», которых «знают в лицо» все – от мала до велика. Кто-то восхищается его болтливым Попугаем из известной миниатюры А. Хайта, кто-то – вороном Карлом из мюзикла «Снежная королева».

Одни без ума от Хазановского Марата, героя фильма «Маленький гигант большого секса», другие не в состоянии забыть наивного и смешного студента кулинарного техникума. Лично я потрясена одной из последних работ Геннадия – ролью Германа в антрепризном спектакле Леонида Трушкина «Смешанные чувства», который он вместе с неподражаемой Инной Чуриковой привез к нам, в Германию, в мае прошлого года. И вот – новая встреча с кумиром. На сей раз – прощальная. Маэстро расстается со своей сольной карьерой, гастролируя по стране с прощальным моноспектаклем «Анна Михайловна и другие». Причинам, побудившим артиста принять столь непростое решение, его отношению к современной эстраде, театру, кино и посвящена наша беседа с «королем смеха». 

– Скажите, Геннадий, Вы верите в судьбу?
– Верю. Что на роду написано, то непременно и случится.

– Ваше расставание с эстрадой можно было как-то предотвратить или это тоже фатум?
– Леонид Утесов, в эстрадном оркестре которого я два года проработал в качестве конферансье, говорил: «Лучше уйти со сцены на три года раньше, чем на один день позже». Считаю, что сейчас самое время попрощаться с сольной карьерой. Не стоит предотвращать то, что все равно случилось бы годом-двумя позже.

– Что послужило причиной Вашего решения?
– Когда я выхожу на сцену и произношу русские слова, состоящие из обычных букв, чувствую: от словосочетаний рождается нечто такое, что между мной и зрительным залом порождает непонимание. И в этом виноват не зал. В этом виноват только я.

– Геннадий, о Вашем прощании с сольной карьерой говорят и пишут разное. Например, что это – ловкий пиар-ход.
– Глупости! Я не отношусь к тем артистам, которые сто раз прощаются со зрителем и все никак не уйдут, хотя, как еврею, мне это и положено. Еще в начале 90-х я понял: с эстрадой надо заканчивать, ибо жанр, в котором я работал, стал невостребованным. Сатира перестала быть предметом моды или хотя бы пристального интереса, как это было в прошлые десятилетия. Эстрадный монолог держится на злободневности текста и потому быстро устаревает, а у меня нет авторов, которые писали бы новые интересные миниатюры, нет репертуара. А самое главное – нет зрителей! Зачем производить товар, который не раскупается? Когда в зале на 1.300 мест занято лишь 650, это должно всерьез насторожить исполнителя. И как художественный руководитель театра я вправе освободиться от такого артиста, что я и делаю.

– В одном из интервью Вы сказали, что появление в одном пространстве с тем, что происходит сегодня в жанре эстрадной сатиры, для Вас автоматически означает попадание в дерьмо.
– Порой я бываю жестким в формулировках, но примитивизм и глупость, «юмор ниже пояса» для меня физически невыносимы. Люди, господствующие сегодня на эстраде, принесли с собой новую, чуждую мне этику и эстетику. Телевидение ежедневно зомбирует зрителя показом одних и тех же артистов, уровень текстов которых не выдерживает никакой критики. Обезьянник какой-то! Это не оскорбление. Это констатация факта. Да и самой эстрады, по сути, уже тоже нет. Если артиста можно сделать за два месяца на «Фабрике звезд», получается, мастерству и учиться не надо.

– Мысли об эмиграции не посещают?
–У меня есть израильское гражданство и дом под Тель-Авивом. Так что наполовину я – эмигрант. На меньшую.

– Ваша дочь Алиса тоже живет за границей?
– Да, вместе со своей семьей – в одном из самых прекрасных городов мира – Париже. Не так давно она сделала нам со Златой подарок – родила внучку. Таким образом, моя жизнь обогатилась еще одной ролью – деда.

– Давайте вернемся к роли мужа. Вы уже более тридцати лет женаты на одной и той же женщине. Это для артистической среды явление нетипичное.
– Я познакомился со Златой осенью 69-го в Доме культуры гуманитарного факультета МГУ на открытии сезона эстрадной студии «Наш дом», где она была помрежем у Марка Розовского. С тех пор прошло уже 34 года. В последнее время мы видимся нечасто, но это вовсе не означает, что мы остыли друг к другу. Просто у нее свои дела, у меня – свои. Мы проверены временем, ясны и понятны друг другу, но от этой ясности нам не скучно. Она наполняет нас теплым спокойствием и дополнительной уверенностью в себе.

– Ваш Герман из спектакля «Смешанные чувства» устал жить прошлым и верит в счастье, несмотря на свой преклонный возраст. С какими чувствами встречаете свою круглую дату Вы?
– Тоже со смешанными. Если скажу, что грядущий 60-летний юбилей вызывает у меня прилив радости и оптимизма, Вы же мне все равно не поверите. Отрадно, конечно, констатировать, что я столько прожил и что в моей жизни за этот период было много хорошего, но никуда не деться и от печального осознания того, что круги жизни наматываются все быстрее. Старость – это пустыня. И чем старше ты становишься, тем явственнее ощущаешь ее вокруг себя.

– Несколько слов о Вашем прощальном моноспектакле «Анна Михайловна и другие».
– Эта двухчасовая цельная композиция с отступлениями, возвращениями, ответвлениями и зигзагами повествует о судьбе «интеллигента со стажем», пожилой женщины-пенсионерки, которая старается, но никак не может адаптироваться к новой жизни. По качеству «Анна Михайловна…» значительно интереснее и глубже всего того, что я играл всю жизнь. Спектакль можно назвать в равной степени как моей автобиографией, так и биографией всей нашей страны. Он составлен из всевозможных баек, случавшихся со мной, моими друзьями, знакомыми и даже незнакомыми. Выбор жанра, который может показаться необычным, связан с тем, что сегодня просто отсутствуют достойные монологи и репризы. Как Вы сами сегодня видели, моя последняя эстрадная работа была принята зрительным залом благосклонно.

– Какое место на сегодняшний день в Вашей жизни занимает театр?
– Главное. На него сейчас переключено все мое внимание. Благодаря этому виду сценического искусства мне открылись совсем иные высоты, раскрылись дополнительные чакры и части сердца. Я занимаюсь человеческой судьбой, вопросами жизни и смерти, любви и измены, слабого человека и человека с высокой христианской моралью. Я бесконечно счастлив, что судьба подарила мне встречу с руководителем театра Антона Павловича Чехова, режиссером Леонидом Трушкиным, который в 1998 году увел меня на «театральную планету», где я чувствую себя абсолютно комфортно.

– Чем новеньким побалуете с Леонидом своих поклонников?
– Французской комедией «Все как у людей».

– Театр Вам куда ближе, чем кино?
– Да, мой роман с кинематографом как-то не особо горяч.

– А что это за жуткая история, приключившаяся с Вами на съемках Рязановского фильма двадцать лет назад?
– Режиссером картины был не Рязанов, а его ученик Женя Цимбал. Эльдар Александрович просто попросил меня сыграть в дипломной работе парня. Я тогда едва не погиб: во время съемки на меня упала стеклянная витрина, небрежно закрепленная техническим персоналом. Она мне разрезала спину и чуть не отсекла голову. Самое противное, что еще долго после этого на съемочных площадках я не мог избавиться от страха повторно травмироваться.

– Есть ли такое кинематографическое предложение, от которого Вы бы не смогли отказаться?
– Не отказался бы от роли Наполеона. Но в период, когда он уже был на острове Святой Елены, уставший и никому не нужный. Наверное, это у меня возрастное.

– Не будем о грустном. Тем более, что Вам вовсе не 60, а 6:0 в Вашу пользу! Здоровья Вам, удачных театральных и кинематографических работ, благодарных зрителей, а Вашему театру – просвещенных меценатов и великодушных спонсоров.
– Спасибо Вам за добрые пожелания. Пользуясь случаем, хочу передать привет всем читателям «Радуги». Удачи вам, успехов на всех фронтах и, конечно же, бесконечной любви!